“На Олимпиаде-80 меня отравили”

2 сентября 2011 года

Спорт-Экспресс. РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ

Самый сильный человек 70-х, обладатель 80 мировых рекордов и двукратный олимпийский чемпион по тяжелой атлетике был не в духе. Смотрел из-под густых бровей – и говорил отрывисто, зло. Быть может, неважное самочувствие тому виной.

В прихожей жена 69-летнего Алексеева выдала нам бахилы – чуть озадачив:

– Надевайте прямо поверх ботинок.

Сидели мы долго.

На Шахты спустилась мгла. Только что был теплый вечер, и вот уже южная ночь – со звездами и цикадами. Василий Иванович оттаял.

Тут раздался звонок. Он снял трубку – и минут десять отговаривал кого-то лечиться в Москве. Весьма красноречиво.

– Упаси господь с этими аферистами связываться! Конченные идиоты. Я был в этой клинике, через полчаса под задницу дали – так я быстрее самолета летел. А руководитель их – просто бандит.

И потом уже нам:

– Ох, сколько же шарлатанов среди докторов! Каждый второй!

* * *

– Как сегодня строится ваш день?

– Уже никак не строится. Все давно построено. Проснулся утречком, очухался – и начинаю шевелиться. Вечером телевизор посмотрел – всё, пора спать.

– При этом вы, говорят, до двух часов ночи гостей принимаете.

– Так ведь журналисты все едут и едут. Хоть бы кто к себе пригласил. Вот из Киева недавно явились, по всей комнате камеры расставили. Спрашивают: “А правда, что вы супругу поколачиваете?” Я не нашелся, что ответить. Кабы поколачивал – что от нее осталось бы через столько лет? А из дома выбираюсь редко. Разве что недели три назад вернулся из Франции – ездил на передачу “Большие гонки”. Был капитаном команды.

– За руль садитесь?

– Перестал. Уважаемый возраст, заслуги перед страной – водителя дали. А был у меня уазик, собранный наполовину своими руками. Подарил тренеру по борьбе. Тот его сразу толкнул.

– А вы от души дарили.

– Нет души. Материалисты давно доказали. Я материалистам верю… Лет десять назад мне “Волгу” вручили, так влезть в нее не смог. Раньше была хорошая машина, а новую модель испохабили – сиденье зачем-то подняли, руль опустили. И всё… Год простояла во дворе – и продал.

– Никогда не хотели уехать из Шахт?

– Жизнь заставляла искать работу. Этот город – болото, работы не найти. За границу не пускали, только в Москву. А я Москву вашу в одном месте видел. Терпеть ее не могу.

– Мы читали, была у вас московская квартира. Потом пропала с деньгами и вещами.

– Все украли! Я был главным тренером сборной СССР, поехал в Германию. Вернулся – а в моей квартире живет милиционер. Ну, забрали и забрали. Пропавших денег не жалко.

– А что жалко?

– Я из-за границы мелочь привозил, большая коллекция образовалась. Пропала. Как и письмо от Дудаева. Тот приглашал погостить в Ичкерию – я же чеченского чемпиона мира подготовил.

– Ничего не вернули?

– Лишь холодильник. Ощущение было, что его привязали к грузовику и долго тащили по грунтовой дороге. Потом веником покрасили. А холодильник новый был.

– При советской власти письма вам мешками шли?

– Не мешками – но достаточно. Их жена в основном читала. На всякий пожарный.

– Ревновала?

– Шучу. Хотя, кто не ревнует? Разве что каменные бабы, которые с древних времен по Дону разбросаны.

– Поклонницы доставляли вам проблемы?

– Какие поклонницы? Я не в их вкусе. Вот пьяный сброд ко мне тянется. Человек я заметный. И отбиваться приходилось самому. Я же не первый секретарь горкома, которого два милиционера охраняли… А письма, кстати, по сей день шлют. Один из Англии написал. Я-то в языках не силен и решил, что к себе приглашает, а оказалось – сам приехать хочет.

– Потренироваться?

– Пожить. Не-е, думаю, тут наши желания не совпадают.

– Пишут просто – “Россия, Шахты, Василию Алексееву”?

– Да. Но многие знают адрес. Откуда? Может, в интернете достают?

– Вы-то интернет освоили?

– Нет. Я к компьютеру не подхожу. Берегу себя.

– Мобильником хоть пользуетесь.

– Удобно. Но в тонкости не вникаю. Если номер надо забить – прошу детей или внуков.

– В Донецке Сергею Бубке поставили памятник. Молодожены к нему цветы несут. Вы бы так хотели?

– На эту тему разговор был. Приехали в Ростов Ельцин с женой. Большой стол, и поднимается старший брат олимпийского чемпиона по греко-римской борьбе Вартереса Самургашева: дескать, в Новосибирске поставили спортивную композицию в честь трехкратного олимпийского чемпиона Карелина, а во Владикавказе – в честь Сослана Андиева. Хорошо бы и Вартересу в Ростове соорудить. Все были ошарашены. Ельцин про такого знать не знал, Наина смотрит на меня: “А вот Алексеев, очень известный спортсмен. Василий Иванович, желаете, чтоб вам спортивную композицию поставили?” – “Наина Иосифовна, я лучше дождусь памятника…”

– А Самургашеву памятник стоит.

– Поставленный за свои деньги. Ладно, не буду дальше эту тему развивать.

* * *

– Штангу давно поднимали?

– Некоторые писатели, вышедшие из штангистов, все время видят сон – будто поднимают штангу. Меня же она так достала, что и во сне гоню от себя. А наяву поднимал на Олимпийских играх, где меня отравили. 1980 год, Москва. Это добавляет “любви” к вашему городу.

– Как это – отравили?

– Да очень просто. Налили, выпил – и готов. Дураком стал.

– Кто наливал?

– Свои же тренеры. Перед выходом на помост говорят: “Пей настойку на алтайских травах, эликсир бодрости”. Выпил – и потерял рассудок. Думаю: куда я иду? Зачем это надо? Словно в перевернутый бинокль смотрю, штангочка такая ма-а-хонькая… А в висках бьет – как молотком. 120 кило поднять не смог – а до этого 165 рвал в стойке. Я до правды через полгода дошел – они же, сволочи, специально это сделали! А все для того, чтоб освободить дорогу моему напарнику по сборной СССР. Ему нужно было медаль отдать.

– Олимпийским чемпионом в 1980-м стал Султан Рахманов. Разговаривали с ним на эту тему?

– Общались мы часто и подолгу, но об этом – никогда.

– Вы прежде об отравлении не рассказывали.

– Все думали, что я в 1980-м в сборную на авторитете влез. А не поднял потому, что оказался не готов. Чепуха. С моим-то опытом выходить и позориться? Да я еще и для себя долго после тех Игр штангу поднимал. И вообще пахал по системе Николая Алексеевича Некрасова.

– Это что за система?

– “До усмерти работаем, до полусмерти пьем”. Самая передовая технология. И методика жизни. Рекомендую, пригодится в Москве.

– Спасибо. Какая-то дружба после Олимпиады у вас рухнула?

– С тренером из Чернигова Рыковым Александром Владимировичем, который наливал. С парнем, которого я поставил главным тренером, – ростом метр тридцать четыре. Думаю, за бабки их купили. На второй день явились ко мне в коттедж в Подольске, где жила сборная: “Если б рванул 170 – серебро тебя устроило бы?” Я ответил – толкнул бы ровно столько, сколько требуется. И никакого серебра. Кивнули: “Так мы и думали”. Поэтому добивали. Я ведь с первой попытки едва не толкнул штангу. Они видят – а вдруг отойдет? И решили – надо заливать напрочь. Я вышел с помоста – мне подносят новый стакан. Затем еще один. После поинтересовался у врача – что могли подсыпать? Говорит – возможно, обыкновенного снотворного намешали. Но, скорее всего, что-то серьезнее.

– У вас кулак вон какой. Годы спустя, встречая этих людей, хотелось дать по голове?

– А я прежде уже отсидел ни за что. Целый месяц провел в тюрьме. Ну врезал бы – а что изменилось?

– Морально стало бы легче.

– Морально-то легче – а физически тяжелее.

– Как в тюрьму загремели?

– Что-то я вам все тайны выдаю. Пьяная компания принялась у меня значок “мастер спорта” срывать с груди.

– Кто же к вам решился подойти?

– В городе Коряжме Архангельской области неподалеку от моего дома справляли десятилетие стройтреста. Я проходил мимо, думаю – что за балаган? Пошел выяснять. И выяснил – на свою задницу. Человек пятнадцать за мной припустили – а я бежать. Мне ведь никак нельзя было с ними связываться. Я на сумках сидел – чтоб переезжать сюда, в Шахты.

– Значок не отняли?

– Не отняли – зато в зубы дали. Подло, из-за спины. И все равно я не стал применять боевые действия – рванул от них. Никогда ни от кого не бегал – а тут побежал. Но споткнулся, упал. И меня нагнали.

– Отмахнулись?

– Два раза махнул – два трупа.

– Ничего себе.

– Это я образно про трупы – уложил двоих на землю. Говорю: “Теперь поняли, что я мастер спорта – но не по бегу?” Повернулся и пошел.

– Так за что ж в тюрьму?

– Одному дебилу, которого уложил, надо было знамя вручать в обкоме партии. Он комсомольский вожак был. Его ждут в зале – а нету. Первый секретарь шумит: “Где?!” – “Челюсть переломана, не в состоянии приехать…”

– Забавно.

– Секретарь спрашивает: “За дело?” – “Да”. Потом уточняет – кто бил-то? И ему ответили: есть парень, мастер спорта. Но он уезжает от нас… Вот здесь секретарь вскипел: “Ах, уезжает? Посадить!” Второго побитого затаили – иначе для них групповуха выходила. Оформили дело, будто вожак в одиночестве был – а я на него напал. И отправился я суда ждать.

– Суд состоялся?

– Конечно. Оправдали меня – не я ж бегал, а за мной. Выяснилось, что комсомолец этот регулярно, как напьется, драку устраивает. Тоже попал меж двух огней – с одной стороны, обком заставил заявление написать, а с другой – мои товарищи подтянулись: “Если не заберешь заявление, устроим хорошую жизнь. Это он на тебя напал? Это он у тебя лацкан оторвал со значком мастера спорта?”

– За месяц в камере – самый трудный день?

– Первый. В камере человек сорок. После баланды все разом закуривали. Я окно нараспашку – а народ-то вокруг хлипкий, орут: “Закрывай!” Был еще способ – на пол ложиться. Иначе не продохнуть. Двинул я к “куму”: “Готовлюсь к Спартакиаде народов СССР. Штангу у вас не прошу – хоть рельсу подберите”.

– Нашли?

– Притащили рельсу килограммов в сорок. Поднимал ее, поднимал в загончике – но что для меня, мастера спорта в тяжелом весе, сорок килограммов? Снова к “куму”: “Эта маленькая. Мне б что-нибудь потяжелее”. Отыскали рельсу килограммов в 160. Но ее в загон не затащишь, она семь метров в длину. Представьте картину: забор, вышка с охранником, и я рельсу ворочаю. На морозе. Однажды сбросил с плеча – упала, сломалась пополам. Так меня снова в загон отправили. Говорят: “Бригада не могла эту рельсу разрубить, а ты один переломил. Ты ж ею часового снесешь вместе с будкой”. Зато теперь у меня было два рельса по 80. Мог другие упражнения делать.

– Исхудали там?

– Поправился на два килограмма – меня кормил весь город. Врач приносил в бутылке глюкозу, трески с картошкой давали сколько хочешь. Сел – 112 кг, вышел – 114. Подружился с дедом, который всю жизнь проторчал на зоне. Его выпустили – а на воле ни работы, ничего. Сам пошел в милицию: “Что сделать, чтоб сесть?” Украл что-то – впаяли новый срок.

* * *

– В последнее время у вас была особая штанга, вами же сконструированная. Сохранилась?

– Конечно. С прибамбасами.

– Какими?

– Ну как же – я вам сейчас бесплатно расскажу все секреты…

– Для себя придумали?

– Для себя, для друзей, для сборной.

– Нужны сегодня кому-то ваши секреты?

– Всем нужны. Приезжал Миша Кокляев – показал ему два упражнения, он отправился на чемпионат России. Думаю, после его выступления толпа ко мне в Шахты явится. К Олимпиаде в Лондоне мой опыт и дурь Кокляева могут вылиться в хороший результат. Вы этого парня наверняка видели – он постоянно побеждал в программе Володи Турчинского…

– С Юрием Власовым общаетесь?

– Вот с ним – нет. Власова сложно обнаружить – прямо как американского разведчика. Можете даже не искать, не получится.

– Почему?

– Потому что скрывается. Характер такой.

– Странная черта для писателя.

– На контакт не идет ни с кем. А насчет того, что Власов великий писатель… Не согласен. Когда Власову 75 исполнялось, мне позвонили, расспрашивали – я нашел много хвалебных слов. Но исключительно по поводу его физических данных. Про моральные качества говорить не стану. Не наш человек, даже тренировался всегда отдельно. Вот Жаботинский – нормальный мужик. С ним и пообщаться можно, и пошутить. В штанге без юмора не проживешь.

– Власов до сих пор считает, что Жаботинский его обманул на Олимпиаде-1964.

– Ну и пусть считает. А я считаю, что около штанги есть квадратный помост, четыре на четыре. Сбоку два судьи и спереди один. Еще пять членов жюри. Схема простая: берешь карандаш, столбиком прибавляешь – кто сколько поднял. Кто больше – тот и победил. Выиграл в 1964-м Жаботинский – а если тебя обманули, значит, ты, уж прости, идиот. Они что, в карты играли? “Обманули” его… Сквозило ощущение, будто Власов неприкасаемый, и Жаботинский не имел права бить мировой рекорд. Разве так можно?

– Кто в вашем внутреннем рейтинге сильнее – Жаботинский или Власов?

– Власов, конечно. Хоть Жаботинский – двукратный олимпийский чемпион, а Власов проиграл ему в Токио. Но Власов – это 29 мировых рекордов. Уникальный штангист.

– Если б ваш путь в спорте начинался сейчас – какую ошибку не повторили бы?

– Я бы путь до рекордов прошел намного быстрее. Только в Шахтах в 25 лет занялся штангой по-настоящему. Не представляете, сколько я всего придумал. Сегодня подготовка штангиста – на 70 процентов мои задумки. Например, двойные тренировки. Прежде тренировались раз в день. Трижды в неделю. А я стал работать два раза в день, без выходных. Помню, попал в олимпийскую сборную 1968 года. Ребята на тренировке поднимали там 3 – 4 тонны. Если вдруг случалось семь, шли заказывать коньяк.

– Вы не заказывали?

– Я нищий был. Угощали – не отказывался. Но я-то сорок тонн поднимал! Двадцать утром, двадцать – вечером! Сборники, Тальтс с Батищевым, смеялись: “Грузчиков мы видели”. Я им в ответ: “Смейтесь, смейтесь, а первым шестьсот кило наберу я…” Так и вышло. Великие об этом лишь мечтали, Власов 580 набрал, Жаботинский – 590. И тормознулись.

– 700 вам было не поднять?

– Поднял бы – но в 1972-м специально из-за меня отменили жим. Я в тот год, упираясь, мог набрать 680. К моему результату, 237 кило на грудь, даже никто не приближался. Ученые вычислили: 250 разве что в ХХI веке человек сумеет поднять – а я уже тогда готов был.

– Штанга – живая?

– Я с большим уважением к ней относился. Никогда через штангу не перешагивал. Боже упаси – ногой на нее наступить. А многие так делали. Или фотографировались – ногу ставили на гриф… Меня радует, что вы до штанги добрались. Значит, не только тюрьма вас интересует.

– Первая ваша штанга – ось от вагонетки?

– Да, в леспромхозе я много бед наделал. Чем сильнее становился, тем тяжелее ось от вагонетки откручивал. Причем ось эта 60 – 80 миллиметров толщиной – и лишь потом, в институте, я впервые увидел настоящую штангу. Которая 28 с половиной. Все по Маяковскому: “Беру как ужа, как бритву обоюдоострую”.

– Судьба у вас, Василий Иванович…

– Я знаю, что такое работа. С 11 лет вкалывал! В 20 был бригадиром на строительстве фенольного завода – бригада моя состояла из двадцати зеков. Потом десять лет подземного стажа, в шахте работал. В завале побывал.

– Жутко?

– Получилось как в кино: очнулся – гипс. Шел, по голове шибануло – и отключился. Глаза открыл уже в больнице. Вторую группу инвалидности дали. А когда со спортом закончил, задумался – что дальше. Не лезть же опять в шахту. В городе собирались открывать техникум физкультуры, предложили должность директора. Но я отказался. И директором дворца спорта быть не захотел.

– Почему?

– Сидеть и высчитывать – кто тряпку украл, кто ведро помойное?

* * *

– Травить вас травили. Еще с нечестной конкуренцией сталкивались?

– Сколько угодно. Меня и на чемпионате мира в Перу в 1971-м травили, и в Америке – дважды. Подсыпали что-то. Вот в Перу проснулся – голова раскалывается. Словно ее накачали насосом на 250 атмосфер. Похоже, тоже наши отличились. Потому что точно такое же состояние было в 1978-м в Лас-Вегасе. В 1977-м уже конкретно травили – да, видно, не рассчитали дозу. Я все равно выиграл. Но если в рывке был красавец, то в толчке смотрю – ноги прокисли. Один подход сделал и отказался. А через год мне сыпанули столько, что вертлюги оторвались.

– Это что такое?

– Место, где берцовая кость соединяется с тазом. Когда со штангой вставал – они хряпнули. Только после московской Олимпиады понял, кто за всем этим стоял. Тот же персонаж из Чернигова – Рыков. Поначалу-то я и мысли не допускал, что друзья способны на такое. Хотя в сборной, бывало, ребята находили в салате склянки от ампул с ретаболилом. Сыпанул конкуренту, потом анализ на допинг – и привет. Был в Краснодаре штангист, который трижды отправлялся на чемпионат Европы – но ни разу не выступал. Приезжает – а ему вдогонку: “Валера больной”. И ставят того, кто везет икру, коньяк, водку…

– Вы были прекрасным тренером. Почему ж вас отодвинули?

– Советского Союза не стало, и главного тренера тоже. Вот посмотрите: Олимпиада в Барселоне, 1992 год. Руковожу сборной СНГ – из десяти медалей мы взяли пять золотых, четыре серебряных и одну бронзу. Через год эта команда, но уже без меня, вернулась без золота вообще. Что стряслось?

– У вас есть ответ?

– Я рубил прием анаболиков – тормозил, душил, выгонял… А после все стало иначе. К тому же, когда я в союзной сборной был главным, россияне всегда вели себя нагло. Человек занял шестое место в чемпионате Союза – а ты все равно вези его на Олимпиаду. Иначе враг России. Как-то послал таких подальше – и стал “антироссийским”.

– После вас звали тренировать сборную России?

– Несколько раз приезжали в Шахты. Одному начальнику сказал: “Вы же мой характер знаете. Я лодырей отодвину от сборной. Они объединятся – и начнут лить грязь. Вы меня защитите?” – “Нет”. Все, разговор закончился. За два месяца до сиднейской Олимпиады меня за горло схватили: “Возьми сборную…” Министр приезжал!

– Не взяли?

– Оставалось бы полгода – согласился бы. А за два месяца чужое дерьмо не разгрести. Ну, добавлю я кому-то от двух до пяти килограмм – это же не решит вопроса.

– Помните, как впервые столкнулись с анаболиками?

– Олимпиада-1972. Кто-то запустил слух, что будет проверка. И за десять дней до Игр бросили принимать. Итог – четыре “баранки”. Но там проверки не было – она случилась в 1976-м. Найдите протокол чемпионата СССР, который проходил в Караганде. А потом посмотрите результаты Олимпиады в Монреале. Небо и земля. Потому что в Союзе можно было жрать что угодно – а перед Играми нужно было прекращать жрать за 55 дней. И конец.

– Для всех, кроме вас.

– Я перед Монреалем 17 дней лечил пах, ничего не поднимал. На Олимпиаде толкнул мировой рекорд – 255. Хотел вообще 265 толкнуть, чтоб всем ноздри прочистить. Журналисты помешали.

– Что-то написали?

– Затоптали мне весь помост. Штангу откатили. Я ж не могу им объяснить, что еще толкать хочу. Микрофоны под нос суют: “Мистер Алексеев, почему все плохо выступили, а вы установили фантастический мировой рекорд?” – “Кто на чем живет. Пейте рашн водку!”

– Вас в допинге подозревали?

– Да постоянно. Думали до 1976-го, что на этом сижу. В Монреаль приехал за 9 дней до Игр – прямо из аэропорта повезли на анализ. Штангу поднял – снова. А болгарин Христо Плачков в Монреаль прилетел, но в колхозе не прописался…

– ???

– Сначала надо было в Олимпийской деревне прописаться – потом тебя на анализы отправляют. Так и бродил он вокруг деревни. Улетел домой, выступать не стал. Понял: или вовсе ничего не поднимет, или поймают. А основной конкурент – Герд Бонк из ГДР поднял вес на уровне второго разряда. 

Вот, кстати, история. В декабре 1975-го я переехал в Рязань. Вскоре звонит кто-то из вашей братвы. “Какая сумма нужна в двоеборье, чтоб выиграть в Монреале?” – спрашивает. – “420 кг хватит”, – отвечаю. Хотя мой рекорд был 432. Просто я знал, что на Олимпиаде будет допинг-контроль, и это обязательно повлияет на результаты соперников. 

Ну вот, а в мае 1976-го проходил чемпионат Европы в Берлине. Я там пару часиков почитал книжечку у окна – и слег с межреберкой. От боли два дня не мог сползти с тахты. Накануне соревнований объявляю тренеру: ставь запасного. А утром просыпаюсь – отпустило. Но деваться уже некуда, в Берлине остался в роли зрителя. Сидел, скрипел зубами, глядя, как Бонк устанавливает рекорд в толчке – 252,5 кг. Уж не знаю, чем его там накормили. Возвращаюсь домой – опять этот журналист звонит.

– С тем же вопросом?

– Да. Я повторяю: “420 хватит”. Месяц спустя на чемпионате СССР в Караганде устанавливаю мировой рекорд – 435. Но через несколько дней Плачков в Болгарии поднимает 442,5 кг! И снова звонок журналиста, в голосе ирония: “Даже теперь цифры не поменялись?” – “Возьми фломастер и запиши – 420!” А что в итоге?

– Что?

– В Монреале Бонк осилил всего 405 кг. Но для серебра оказалось достаточно. А я поднял 440 и стал двукратным олимпийским чемпионом.

– Вам когда-нибудь предлагали анаболики?

– Был такой профессор Беленький. Как-то предложил попробовать. Я ответил: “На себе их испытывай”. Но, думаю, в 1968-м в олимпийской сборной какую-то дрянь давали. Тогда у меня спину заклинило.

* * *

– Валерий Борзов нам рассказывал, что в Киевском институте физкультуры учился вместе с борцом, который позже эмигрировал в Израиль. На Олимпиаде в Мюнхене оказался в числе заложников и погиб…

– А я знал израильских штангистов, которых террористы положили. Но ведь тогда, в 1972-м, много и забавного было. Председатель Спорткомитета Сергей Павлов предупреждал – по Мюнхену расклеены плакаты: “Русский убил твоего отца в Сталинграде, а ты должен победить его здесь”. Ко мне приставили офицера КГБ. Все опасались провокаций, отравлений – еду, например, мне таскали прямо в номер. Ее было так много, что хватало на артистов из группы поддержки. Миронов, Крамаров, Ротару, Галка Ненашева и какие-то неизвестные девки – все оголодавшие были. А я к тому же привез десять бутылок водки и десять рыбцов. Говорю: “Вон холодильник, доставайте, открывайте…”

– Еще встречались с артистами?

– С Хазановым, Толкуновой. На “Голубые огоньки” приходил. С Игорем Кирилловым всегда тепло общались. Однажды стоим перед съемкой – у него руки от волнения трясутся. “Как же выступать будешь?” – ахнул я. Кириллов улыбнулся: “Рот открою – мигом все пройдет”.

– А вас перед соревнованиями колотило?

– Так – никогда. Но я поражался, в каком состоянии люди порой выходили на помост. Меня-то все как демона боялись. На бельгийца Сержа Рединга смотрю – и он потек…

– В смысле?

– Пот ручьем. Причем капли в три раза больше обычных. Я и не предполагал, что такие бывают. А с Рудиком Мангом из ФРГ парой слов перебросишься – он пятнами идет. “Эх, ребята, – думаю, – какие же вы слабые”. Они воевали со мной и штангой, а я – только со штангой.

– В Мюнхене Мангу специальную дверь сделали на помост – лишь бы с вами не пересекался?

– Дверь-то ладно. Гораздо хуже, что немцы с грифом смухлевать решили. В первом подходе выхожу толкать 225 кг. На грудь штангу – цап, она меня сбивает, делаю назад кульбит. Встаю, отряхиваюсь – второй подход. Гриф прокручиваю – а его, оказывается, “задавили”. Сделали так, что не крутится. При таком раскладе, когда штангу кидаешь на грудь, она тебя просто сбивает с ног. Я на чемпионате Европы в Румынии так же попался – и не мог сообразить, в чем дело.

– Из ваших восьмидесяти мировых рекордов – какой дался особенно тяжело?

– В 1977-м в Лужниках выступал перед депутатами Верховного совета. Чтоб порадовать их, пошел на мировой рекорд – 256 кг. И тут внезапно врубили восемь световых пушек. Для фигуристов это нормально. А у нас делать никак нельзя. Я почувствовал себя зайцем, которого из-под фар гонят браконьеры. Закрыл глаза, взял на грудь и толкнул 256. Абсолютно не соображая, где я, кто я. Это был ужас! Когда ушел с помоста, выдохнул: “По физическому напряжению толкнул 300 кило!”

– Сколько тогда платили за рекорды?

– 630 рублей. Но лепил я рекорды пачками, и наши чиновники нашли способ, как мои призовые обкорнать. Установишь рекорд на союзном турнире – дают 80 процентов от этой суммы. На российском – 60 процентов. На турнире спорт-общества – 40. Сдвоил – платят все равно за один. Потом новое правило ввели – если занял первое место и установил рекорд, премию получаешь за что-то одно.

– Разница большая?

– За рекорд те же 630 рублей, а за первое место – 500. Иногда специально притормаживал, чтоб раньше времени не установить рекорд. В рывке-то я не мог поднять сумасшедшие веса, а в толчке предел точно был далеко. Я остановился на 256 кг – а мог бы при хорошем настроении толкнуть 270. Здесь еще психология. Допустим, выгреби я сразу все, при отсутствии дальнейших рекордов у светлых умов возникли бы вопросы: мол, кончился Алексеев, отобрал свое. Да и противники бы быстрее подтянулись. Поэтому лучше потихоньку каждого бить по башке – то на одном турнире мировой, то на другом. И видно – штангист растет, уверенно поднимает.

– Вы были членом партии?

– Конечно. Рьяным!

– Сохранили партбилет?

– Обязательно. Вдруг наши еще придут к власти? Какие-нибудь неокоммунисты. А что, появились же неофашисты. Или вон, что творится в тихой, сытой Норвегии – один недоумок сколько человек убил!

– Кстати, и Чикатило в ваших краях обитал?

– Наш парень, из Шахт, это правда. Нашли, кого вспомнить.

– Он работал воспитателем в ПТУ. Не пересекались на мероприятиях?

– Бог миловал.

* * *

– Какой была ваша популярность? Что писали о вас на Западе?

– Нередко чушь – чтоб обгадить советскую власть. Вот в Дании пригласил домой судья международной категории. Он мясную лавку держал. Долго упрашивал меня котлетку съесть. А я не люблю котлеты. Но мясник не отставал: “Хотя бы на вилочку наколите – для фотографии”.

– Согласились?

– Наколол. Там журналисты еще сидели. Сняли. А утром фото в газете. И подпись: “Алексеев умял 40 котлет. Наша страна такого не прокормит”. Тварь! Больше с этим судьей не разговаривал.

– От какого зарубежного города самые мрачные воспоминания?

– От Москвы.

– Для вас она заграница?

– Да!

– Почему?

– Что, все перечислять? Там есть труженики, но и грязи столько перекочевало! Вы-то еще пацаны – не застали времена, когда в стране ничего не было. Зато Москва жрала в три горла. Я за хлебом туда ездил, когда в Рязани жил, представляете?! Покупал в универсаме разом двадцать буханок. Как-то набираю в мешок и слышу сзади шипение: “Все им мало”. Поворачиваюсь: “Ты, что этот хлеб на Красной площади сеешь? А я – заслуженный работник сельского хозяйства, комбайнер! За своим приехал!” Мужика как ветром сдуло. Понял – еще немного, и эту буханку ему в рот засуну.

– О каком из своих поступков можете сказать: “Я от себя такого не ожидал!”?

– Для меня самого неожиданных поступков не было. А для других… Может, не стоит ворошить?

– Расскажите, Василий Иванович.

– Был эпизод в Рязани, где прожил четыре года. Для меня там дом выстроили, деньги выделило государство. Уж должны были ордер вручить. Но какой-то умник написал в ЦК: “Мы буржуев выгнали в 1917 году, а теперь Алексееву дом строят. С какой стати? И вообще он инженер, а я – старший инженер!” После этого дом переоборудовали в учебно-реабилитационный центр. Мне и ордер не дают, и в квартире, где живу, не прописывают. Тянулась волокита долго, пока зимой не пригласили в рязанский горисполком. Местный начальник вручает ордер и говорит: “Ты внимательно прочитай”.

– И что там было написано?

– Как сейчас помню: “Алексееву В.И. на право занятия 48 квадратных метров при учебно-реабилитационном центре”. Плюс выяснилось – если со мной что-то случится, семью в любой момент оттуда выгонят. Я завел машину, рванул к Вечному огню – на него и возложил ордер.

– Сожгли?

– Да. После этого вернулся в Шахты, где осел окончательно. Вот такой я человек. Меня не трогай – я не трону. Тронули – получите.

– Вы ведь любите охоту?

– И рыбалку. А кто не любит?

– Стреляете хорошо?

– Не то слово. Однажды установил рекорд, который не каждому охотнику под силу. Двадцатью пятью патронами сбил 27 уток. Может, и больше – но еще трех в камышах не нашел.

– Кроме уток на кого охотитесь?

– На зайца, лося, кабана.

– Кабан на вас выходил?

– Бывало. Я же не бегаю так шустро по лесу, как загонщики. Стоишь “на номере” – и тут кабан.

– Страшно?

– Да ну, чего его бояться? Хотя, если раненый кабан прет буром, – радости мало. Некоторые успевают с такой скоростью на дерево влезть, что сами потом не могут объяснить, как у них это получилось.

– По мнению Евгения Чазова, на охоту ради добычи ездят десять процентов людей. Остальные уезжают от жены и неприятностей. Согласны?

– Нет. А кто такой Чазов?

– Знаменитый кардиолог. Бывший министр здравоохранения СССР.

– Давайте-ка я вам анекдот расскажу. Выставка в Лувре. Идет Пабло Пикассо. Охранник спрашивает: “Ваш билет?” – “Я Пикассо!” – “Докажите”. Тот быстро рисует голубя мира и проходит. За ним Фурцева. Охранник: “Ваш билет?” – “Я министр культуры СССР!” – “Докажите” – “Как?” – “Перед вами Пикассо без билета шел. Так он голубя нарисовал – сразу узнали”. – “А кто такой Пикассо?” – “Проходите, товарищ Фурцева!”

– Смешно. Нравится песня “Штангист”, которую посвятил вам Высоцкий?

– Все, кроме первой части припева.

“Не отмечен грацией мустанга,

Скован я, в движениях не скор.

Штанга, перегруженная штанга –

Вечный мой соперник и партнер…”

Что значит “скован”? “В движениях не скор?” Это он про абстрактного штангиста – но не про меня. Я же, пока на Севере жили, с лыж не слезал, второй разряд имею. В прыжках в высоту и толкании ядра установил рекорды Шахт. Чемпион Архангельской области по борьбе. Сами видите, не штангой единой.

– У вас большая библиотека?

– В подвале 12 тысяч томов. Много книг с дарственной надписью. Раньше приезжаешь куда-нибудь, на встречу обязательно приходит передовой отряд интеллигенции. Писатели дарят книжки с автографом. И сидим, общаемся. В Грузии – под вино, в Белоруссии – под самогон… Я собрал почти всю серию ЖЗЛ – и с огромным удовольствием перелопатил. Гоголя люблю перечитывать, Шолохова, Толстого. А из поэтов – Губермана. Его “Гарики” всегда поднимают настроение. Вот, например:

“Сомненья мне душу изранили,

И печень до почек проели.

Как славно жилось бы в Израиле,

Когда б не жара и евреи…”

– Чужие стихи вы помните наизусть. А собственные?

– Помню. Но никогда не читаю. И вообще никому их не показывал.

– Даже жене?

– Жене тем более. Я и без стихов за полвека ей надоел.

Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ
Шахты – Москва

Источник: сайт Спорт-Экспресса

Прокрутить вверх